1.
Захар Суконский недоуменно вертел в руках визитку. По словам охранника офиса её оставил гражданин изысканно одетый, но крайне старомодный, словно сошедший с журнальных страниц первой трети девятнадцатого века… Впрочем, здесь охранник путался… Фрак, цилиндр, пенсне и всё в таком же роде перемежались в описании с белыми лайковыми штиблетами и такими же перчатками…
– Замечу вам, отменная лайка – такую сейчас не купишь…
Откуда только взялся? За несколько минут до его появления ближайший квартал был пуст…
Но ещё более странным было содержание напечатанного на визитке приглашения. Некий Институт Всеобщего Общественного Благоденствия – надо же было придумать такое названьице – предлагал всем желающим посетить некую экспериментальную лабораторию, где можно будет виртуально осуществить любые сокровенные мечты приглашенного. Именно любые – какими бы несбыточными они не казались! Причем бесплатно. Абсолютно бесплатно. Во всяком случае, речь точно не шла.
Суконский вспомнил одинокого соседа своих престарелых родителей. Дядя Митя – его отчества и фамилии никто из мальчишек не знал – всю жизнь мечтал проехать на поезде всю тогдашнюю огромную страну – от Бреста до Владивостока. Но его оклад скромного страхового агента так и не позволил до конца его дней осуществить это, отчего он годами изводил соседей и страхуемых им граждан мечтательно-печальными причитаниями о так и не сбывшейся поездка…
– Вот вы жалеете застраховать вашу квартиру на год всего за два целковых разового взноса от пожара… А ведь только представьте, сели вы на поезд в Киеве и поехали на Восток нашей родины… А оттуда в Манчжурию, а оттуда в Харбин, а оттуда подводным туннелем в Японию… И все в вагоне… С чаем, свежей постелью и приятными собеседниками… А в Киеве возгорание! Заискрилась проводка! Приехали домой. А у вас ремонт, шик, блеск, красота и даже очень приятно… Свежее белье, горячий чай и газета «Комсомольская правда». Где на первой полосе подробнейший отчет о вашей поездке!.. Так что поехали? То есть страхуемся?
Со старого чудака смеялись, но нередко страховались… И даже не на два рубля, а на целые сто червонцев! А всё равно получалось не густо… Чаи были, а вот пиров анжуйских и паров паровозных не было…
Интересно, какие чудеса ожидал встретить дядя Миша где-нибудь там, на самой кромке всеми забытого пролива Лаперуза?
Говоря о своей безвременно сбежавшей супруге, неунывающий дядя Миша неизменно прибавлял:
– Если к другому уходит невеста, то неизвестно кому повезло… Если бы она и впрямь ушла от меня к другому, я бы её непременно простил. Но она ведь, дура, ушла просто так! В никуда… Получается, что я для неё был хуже пустого места… После этого я ничего о ней ни слышать ни знать ничего не хочу!.. Чур, меня от беглянки сякой…
Старик ворчал, а уже давно не маленький Захар думал, что легендарная тётя Варя ушла не просто так, а сбежала, спасаясь от навязчивой идеи самого дяди Мити до ехать на поезде до Владивостока с пряниками да баранками, а затем куда-нибудь дальше… Видно, тёте Варя прошло вышла на жизненном полустанке, нажав решительно на стоп-кран. Закипела её душа и потребовала длительной передышки…Не было её и на похоронах дяди Мити, и всё-таки Захар признал когда-то в ней кладбищенскую старушку, которая и подаяния толком не выучилась просить, а только семенила от могилке к могилке в поминальные дни, обходя стороной только единственную на всём кладбище – дяди Мити… Она словно боялась пресечь некую виртуальную узкоколейку… до самого Владивостока уже не с этого света.
2.
В отличие от покойного дяди Мити сам Суконский с юности твердо усвоил, что главное в жизни – это материальные блага. Ему казались смешными те, чьи портреты красовались на разномастных досках почета… Ох, уж эти передовики, на собраниях выпендриваются, а в личных судьбах разнос по полной… Известность в масштабе района или даже небольшого провинциального городка, как всегда казалось Захару, не стоила того, чтобы ради одной только её надрываться и напрягаться… Он не относил себя к так называемым «труженикам с Урала»… Уже тогда умные люди знали, – а Суконский самого себя относил к таковым, – что лучше других живут те, чьи портреты на этих досках не появляются…
«Мы не сеем и не пашем, а валяем дурака,
управляем миром нашим… Слава партии, ура!»
Первого институтского курса разбитной Суконский начал делать административную карьеру, и уже на пятом стал вторым человеком в вузовском комитете комсомола… Постепенно обзавелся необходимыми связями… Постиг своеобразный, так сказать, чисто советский паблик релейшн…. Одним словом, прогнулся и вписался в телефонное право…Научился сводить праведное с грешным, очернять белое и обелять черное… Знал точно, где стоит лизнуть. А где стоит гавкнуть… Но однажды, когда гавкать разрешили всем, он резво замолчал… и опять выиграл… А тогда… Следующей ступенькой должен был стать и стал горком ВЛКСМ, благо городок был маленький и делился всего лишь на два района – заводской и совхозный…. В совхозном районе даже паспорта давали не всякому… Так что повезло Захару… Перескочил райком как козлик жердочку… Но тут-то жизнь и повернулась… Грянул августовский путч и канули в Лету и грозная КПСС и услужливо-прогнутенький комсомол.
И тем, кто рассчитывал всю жизнь карабкаться именно по этой служебной лестнице пришлось всё начинать сначала… правда уже с акциями… комсомольского руководящего стажа и умением критически взвешивать реальную жизненную коньюктуру.
А окрестная жизнь словно подтверждала теорию, выработанную Захарам Суконским и ему подобными в кабинетах – в конечном счете всё решали не идеи, а денежные знаки – презренный металл, купонно-карбованцы, гривны, рубли, зелень… бабло. И те. Кто успел за время власти сколотить кругленький капиталец, снова оказались наверху… Вчера компьютерные курсы для отъезжающих на ПМЖ в США и Израиль на единственном в городке РОБОТРОН-1715 позволили и Захару вскоре открыть районный курсовой комбинат и стать его исполнительным директором. Комбинат слили с техникумом, а техникум приватизировали и получили престижный колледж районного масштаба, в который завлекли учить фермерских отпрыской и деток номенклатурных бонз… Учили не самых первых и не самых толковых… Но не бедствовали… Протянулись ниточки в столичные вузы и по коррупционным каналам потекли ненучи в столицу одипломированные колледжем с всё тем же стареньким гроботроном к которому прибавились давно в столице забытые ЕС-1840 да Электроники-85. Стало лепо и дорого себя ощущать, пока не распределились в район настоящие столичные програмеры со своими профессиональными компами и баблом немерянным, срубленном на программах по бухучёту. Программули были с двойным дном. Для одних давали фискальные чеки, для других двойную венецианскую бухгалтерию… Коды программ продавались задурно, и потекли мани-мани уже почти мимо Суконского… Много ли с аренды возмёшь?..
И тогда Суконский пошел в политику! Пообещав заменить «гроботроны» компьютерные на столичные «Поиски» и подкормить ничейных сирот, он вновь вышел на трибуну учредительного съезда вновь образованной районной ячейки какого-то движения и призвал выдвинуть себя в столичные коридоры… И хотя в последнее время Захару приходилось выступать всё меньше и меньше с различных трибун и всё больше крутиться, он не повелся на модный «чисто малиновый да пальцатый до одури» выпендреж и подвязался в новые государственники, – был замечен, обласкан и возвратился уже со столицы завгоротделом народного образования.
Теперь элита правящего класса возила мешки с сахаром в столичный экономический университет с его ведома, и по вполне определенным адресам. В столице мешочников чтили, и из глухой провинции выбраться Захар более не мечтал… Всё было схвачено, даже театральные маски лубочной демократии. И хоть прозвал эту демократию народ дерьмократией, но Захар подстроился и под неё, и даже очень радовался проявлению всё новых и новых местечковых её гримас…
3.
Маски-гримаски, между тем, сменялись в провинции не так уже и часто… Время устаканилось и закучмело… Подвижки прекратились, возможными стали только пересадки с одного кресла в другое, но на том же линейном уровне, и иные руководителя стали просто перевозить старые мебеля в новые евро-аппартаменты, и только так перераспределять эти нехилые мебеля себе в собственные жилищные апартаменты и неправительственные дачи, тогда более порченные мебелишки из квартир ввозить в новые ведомства и тут же списывать… Проходили подобные номера и с номенклатурными, но отечественными автомобилями до тех пор, пока были эти машины моделей стран СНГ. И тогда многие потянулись развивать местное крути-винти сборочное машиностроение в области, собирая всяческие узлы новоявленных в стране корейских и итальянских концернов… Скоро многие пересели на «мазды» и не токмо… За решетку же при этом не угодил вроде никто… Но жить стало скучно и пресно… Не стало жизненных потрясений, прошла и ушла в низги первая лакокрасочная волна облицовочной европеизации, а в душе за это время что-то подвыгнило, и многие запили… Белолошадное виски, жаркий грузино-винный глинтвейн, густую как мебельный лак текилу, дыневый израильский спирт, мадеру и грапу, самогон и крюшон… А из авиационной противообледенительной смеси с соседнего военного аэродрома, где керосиновой Т-1-ой горючки давно не водилось, местные умельцы стали гнать по немецкой лицензии недорогой но мерзкий ликер сортов непременнейше шоколадных, яичных и кокосовых… Так бы дело и шло, но вышло нечто на манер мальчика Мотла с его крюшенно-местечковым анабазисом…. Какой-то сверх умелец настружил в очередной ликер не кокосовой стружки, а стружище из одеревенелых сельских кабачков, которые предполагались на корм скоту… Стружку же кокосовую сбыл барыгам из соседней области, за что и получил сокрушительнейший ремонт ребер и длительную поправку здоровья в киевской элитной Феофании от местного уголовного авторитета… Уголовника объявили во всеукраинский розыск, и он запил в черную у себя на дачи, поставка надлежащего зарубежного пойла на том и прекратилась и вновь в моду вошли вновь обретенные государством водочные брэнды, которыми стали весело и дружно травится целыми коллективами…
И вот тут Захару Суконскому повезло. Он получил назначение на должность заведующего областного отдела по качеству ликероводочных брэндов и монополек и даже наметил в мечтах строительства местного ликероводочного гиганта на привозном сырье, но народ пораздумывал, и стал молча гнать традиционные зелья из собственных засиженных табуретов, и должность Захара Суконского скукожилась и застряла уже не сильно жирным куском в привыкшем глотать ну очень жирные куски горле….
4.
Он как-то не заметил, как сузился круг знакомых. Не говоря уже о друзьях… Они словно замерли да так и пристыли к отдельным полустанкам судьбы… Теперь эти полустанки отошли в прошлое и в памяти о них осталось какое-то неуютно-серое мелькание и ничего уже незначащая раскадровка… конфликтов не с кем, впрочем не было. Но все, или точнее почти все оказались за бортом того лайнера, в котором достаточно комфортно плыл по жизни он сам. Изредка вспоминая кого-нибудь из бывших приятелей, о думал о таком себе имяреке: «Не всем дано выдержать такие-то гонки… Ты, дружище, отстал… То ли случайно, то ли всегда был слабаком… Впрочем, не мне тебя судить, имярек… Был весь да вышел… Чего уж говорить о былом…». Впрочем, со временем, такие мысли все реже и реже наведывались к нему, словно понимая, что они не ко времени и ни к месту…
И вот теперь странное приглашение. Рассматривал с любопытством обрезную открытку безукоризненной полиграфии с тиснением едва ли не сусальной позолотой на странно переплетенных вензелях. Поймал, было, себя на мысли: «не розыгрыш ли это?», но сам же и возразил…. Одна полиграфия более чем на два бакса! Он уже сталкивался с ликероводочными этикетками и знал, что стоят они баснословно… Чем меньше тираж, тем отпускная цена всё более звездная… Помниться Никитич предложил ментолово-малиновую грапу на спиртовой настойки из желудей дуда! Выгонка стоила грошИ, а вот этикеточная продукция потянула грОши!... Нет, не розыгрыш…
А если так, то даже отомстить принесшему это приглашение нахалу не удастся… Растяпа-охранник Васьки, спившийся школьный учтрудовик даже не посмотрел, в какую сторону ушился податель сего… Да и видок был у подателя, как из костюмерной к опере «Евгений Онегин»… «куда, куда вы удалились!..»
Внизу пригласительной открытки-билета указаны два телефона. Оба начинаются с трех «шестерок». Явно не городские… скорее одноразовые… Такие сегодня уже продают различные телефонные операторы… Блажь, казалось бы, а другому умнику только вынь и положь какую-нибудь его собственную заморочку… Он тот же Василий-пропойца ко всему еще не разучился делать заказные автомобильные номера. Так одному братку белым на голубом выбил «Лёвчик» и ничего…. Носится по города сей Лёвчик на своем «лэндкрузере» с профурсетками, и все ему трассу спешат уступать…
«Ладно, позвоним», – решил про себя совершенно неожиданно и облегченно вздохнул. – «Чем рискую? Абсолютно ничем! Если пустышка – послать на марсовую матушку шутников и забыть. А вдруг нет?» Больше сомневаться Захар Суконский не стал и решительно набрал номер.
5.
Ему ответил вполне приятный нейтральный голос – такой мог принадлежать и мужчине, и женщине среднего возраста и, несомненно, должного общественного положения – уж в этом Захар Суконский разбирался вполне. В тембре говорящего были слышны волевые и даже властные нотки, которые выдавали в нём опытного руководителя. Он привык командовать, но не срывался на крик, а полагался на собственный непререкаемый авторитет, к тому же был крайне немногословен и сдержан.
Состоялся краткий разговор, который Суконский предусмотрительно записал на такой же диктофон, на который небезызвестный майор Мельниченко записывал пьяный трёп своего высокопоставленного патрона… Патрон обожал черный юмор, а майор выдал его за смачную политкрамолу и завертел вокруг своих записей всю страну…. Так длилось уже несколько лет, но страна ещё не сорвалась в оранжевые на джипарях… Время текло, ленточка диктофона крутилась… Захар рассеяно слушал. Хоть и слушать особо было нечего. Его без всяких преамбул просто пригласили прибыть по почти знакомому адресу… Последняя фраза почти разочаровала Суконского: он был приглашен по адресу, который – да, просто смешно сказать! – в чуть подзабытые советские времена была улицей Бетонной, затем была переименована в Цементную, за что и получила народное прозвище «цементно-бетонной».
В третьем номере этой улочки находилась заурядная пивнушка, где любители «зеленого змия» прямо под высокими стойками сплошь расколотых мраморных столешниц подливали в пивцо водку, портюшу или даже местную буряковку мутновато-синушного желто-серого цвета. Там и здесь слышалось: «Погнали лебедей! ... Погнали говно по трубам!... Плесни гнильцы под венцы, шоб попустило… Пивка для рывка!».
И попускало, та так, что бились рожами об столешницы и мочились прямо под стойки… Теперь же это заведение гордо именовалось частным элитным клубом «Пирамида» и претендовало на значимость выпуклой пристройкой фасада, похожей на бочонок со складными дубовыми дверцами… Понять откуда такое кощунственное несоответствие архитектуры и заявленного вывеской стиля Суконский постичь не смог. Он просто распахнул двери-складунцы нараспашку и прошел в прокуренный сизооблочный зал…
6.
Время в зале заведения словно остановилось – контингент оставался прежним, правда, у некоторых были нафуфыренные маслянистые рожи, но все в них выдавало людей с временным благополучием – кто сбыл теперь уже бесхозные заводские неликвиды, прежде строго учтенные, кто просто перепродал два-три мешка сахара для самогона или даже чей-нибудь жилой угол окончательно опустившегося индивида и оттого давно уже угодившего в статус местных бомжей… Во всяком случае, люди состоятельные и те, для кого был важен имидж, туда по-прежнему не ходили…
М-да.. Попал… Суконский призадумался, осторожно прищурив глаза, чтобы напрячь зоркость… Промелькнула мысль: неужели это грубая шутка… Да за такие штуки в порядочном обществе черепа бьют!.. А если не шутка, то чего собственно ради? Привыкший во всём искать выгоды, Суконский не видел особого резона для розыгрыша… И он степенно и неторопливо прошел через зал…
Про себя Захар стал отмечать, что в маленьком тесном помещении, в котором висел дым и по-прежнему стоял дух, что хоть мертвеца выноси, за последние двадцать лет всё же кое-что изменилось… Столешницы на низеньких и в чем-то даже уютных столиках уже не были столь искореженными, и стены оклеены вполне пристойными моющимися обоями, а не вырезками фотосессий из журнала «Огонёк» времен строительства БАМа. Правда, прежде такой стиль называли советским модерном, и, говорят, что его изобретателям даже некогда объявили благодарность, обозвав победителями соцсоревнования, и выдали денежную премию, которую тут же обмыли в том же генделе на углу «цементно-бетонной».
Впрочем, до престижного этому клубному заведению ещё расти и расти…
Захар заказал пива, – больше для вида, и медленно высосал кружку, почти не чувствуя вкуса…А напрасно… Это было уже далеко не скисшее жигулевское, а светлый «tuborg», которое завезли в город до залейся...
Сейчас предстаяло подойти к бармену и произнести пошлую фразу времён тотального дефицита: «Я от Михаила Кузьмича...». А что, если нагловатый малый расхохочется ему в лицо, хищно сверкая зубами с брильянтовыми стразами и дико вращая глазами...
Мысль о том, что он будет выглядеть дураком – не давала ему покоя... Он давно относил себя к номенклатурной элите и от дешевой хабалки держался на растоянии.
Впрочем, свидетелей немного, и не из тех, с которыми он пересекался в кабинех власти...Эти же, похоже, чаще оставались у парадного подъезда. Черт с ним! Захар решился.
Разговор вышел в телетайпном стиле, так раньше частили дикторы центрального телевиденья.
– Я от Михаила Кузьмича..
В ответ:
– Вторая дверь направо по коридору...
7.
...К удивлению, задверный коридор тянулся бесконечно, словно изгибаясь по спирали... Мелькали массажные кабинеты и саун-салоны, игорные притончики и занавешенные тяжелым пан-бархаттом полуномера, в которых всхипылали, смеялись, гоготали и пускались во все тяжкие обредшие ненадолго возжделенный рай люди... Где-то хряпали и шарпали ногами, где-то срывались петь и даже кричать... Николай Васильевич Гоголь нашел бы это занятным, но Захар искал комнату, номер который оказался у него на ладоне после рукопажатия с барменом... Это были всё те же три шестерки, и оставалось только недоумевать, кто отстроил при здешнем затрапезном заведении столь невероятно длинный тоннель всяческих сомнительных удовольствий... Ей богу, всё это попахивало чертовщиной.
Единственая лампочка над дверью на странно перекошенном патроне номера «666» светила вполнакала. Очему-то неукстати вспомнилась смешная опечатка из школьного учебника физики, где вместо «нить накала» было напечатано «нить нахала»... Вроде бы одна буква, а как изменился нахальным образом изменился смысл...
А вот и нахалы. И сразу двое: вышли из дверей и решительно преградили путь... Носки их щиблет смотрели в разные стороны, словно их обладатели странным образом стреножили ноги, так как оказалось что левая нога заняла место правой, а та наоборот... Захар опешил...
– Вы чего, ребята, гварды-охранители Кузьмича? Так он мня сам сюда приглашал...
– Плотно завяжите глаза, предложил правый грвард-охранитель, тождественный левому, и протянул Суконскому шейный платок из черного кашемира... Платок из-за своей невесомости вдруг оказался достаточно большим и плотным... Такими платками на сцене искусные фокусники прикрывают на глаз ошоломленной публики якобы исчезающие предметы.
– Да, что я здесь в цирк пришёл? – от возмущения Захар внезапно перешел на дискант.
– Не ори! – тут же парировал левый гвард-охранитель. – Сам ведь пришел...
– А повежливее... – набычился Суконский, забыв про всякую осторожность.
– Вы праве отказать, – неожиданно мягко прервал левого гвард-охранителя правы. – Но раз уж пришли, соблюдайте правила... Проявляйте некий пиетет, пожалуйста, человек уважаемый...
«Странно», – промелькнуло в голове у Захара, – «и здесь некая театральная старомодность»...
Однако покорно завязал глаза, одного любопытства ради... Подкупило Суконского то, что кашемир – ткань благородная...
Затем Захар почувствовал, как его так мягко те же громилы взяли под локти и повели. Хоть это и продолжалось недолго, но в определенный момент Захар ощутил, как из под его ног внезапно исчез пол, будно под ним внезапно разверглась бездна и он завис в свободном полете, крыльями в котором сделались его гвард-охранители...
Всё закончилось внезапно, когда кто-то невидимый сорвал платок с глаз...
Теперь Захар стоял посреди старинного парка, где всё могло бы показаться неностоящим – сплошь киношно-театральным, если бы не певшие над головой самые настоящие лесные птицы самых невероятно-пестрых расцветок. Их небольшой бодрый хор вселял уверенность в том, что ничего ужасного не произойдёт.
Суконский взрогнул, внезапно увидев шедшего навстречу человека среднего роста в синем махровом халате... Казалось, что он только что из помывочной... Поскольку и черные в синь волосы были под бриалином... Захар же принял их за влажные, что и усилило его «банные» подозрения.
Человек поравнялся с Суконским, после чего некоторое время они шли рядом вместе...Со стороны это выглядело более чем естественно и по земным меркам напоминала посещение выздоравлюющего родственника или сослуживца в больнице... Захар ещё и не подозревал, что это ему предписано побывать в некоторой больнице...
8.
– Вы и есть Михаил Кузьмич? – осторожно спросил Суконский, не выдержав затянувшейся паузы, во время которой его пристально рассматривали шальные буравчики глаз.
– А разве не похож? – сказал незнакомец со странным непонятным акцентом. – Вам было бы лучше, если бы я представился лордом Рокстоном или шейхом Абдель-Аббасом? Давайте поговорим, как серьезные люди. Вам предоставляется редкая возможность прямо сейчас получить все блага, о которых вы мечтаете. Правда, лишь в некоем иллюхорном мире. Это даже не виртуальный компьтерлэнд. Эта иллюзия настолько не отличима от реальности, что вы просто не заметите разнице.... К тому же встретитесь в этом мире с некоторыми людьми из привычного вам круга, равно как и с любыми историческими персоналиями... Но и они явят вам себя с необычных сторон. Так что будьте готовы наслаждаться и удивляться увиденным...Если только соблюдете некую небольшую формальность.
– Какую же настороженно спросил Захар...
– Как и во всяком туротеле мы оденем на ваше запясть маленький поясок-амулет... Цвет амулета сможете выбрать сами. Можете убедиться – это гибкий биополистер, который вас ничуть не смутит, Особенно, если исключительно для вас подыщим экземпляр телесного цвета.
На это условие Суконский согласился... Он уже успел побывать в египетской Хургаде и турецкой Анталии, где оба раза ему подобным образом кольцевали...
– Ясно, что ж, продолжим разговор под крышей, а то, кажется, начал накрапывать дождь...
И верно... Небо вдруг заволокло и она стало орошать землю легким летним дожнем.
И вновь чудо... На опушке возник обыкновенный домик из старых брёвен, обросших мхом. Весь фокус состоял в том, что мгновение назад никакого домика не было.
«Видно здесь сплошные иллюзии», – про себя подумал Захар, но внешне подозрений не выказал.
На деревянном столе стоял самовар с заваренным липовым чаем к которому предлагался кленовый сироп. За чаем они и продолжили разговор. Первым заговорил Захар:
– Вам не не кажется, что ваше предложение попахивает каким-то авантюризмом? – решительно спросил он у Михаила Кузьмича, который будто и ждал этого вопроса.
– И это говорите вы, господин Суконский, который сам по натуре врожденный авантюрист? Да ваши послужных подвигов хватит не на одно уголовное дело! Не вы ли отсылали на Ямал вместо сливочного масла строительные отходы... Кстати тамошние ненцы соорудили из этих строй материалов вигвам своей собственной глупости, в котором написали единственныую фразу на Преведе: «Ни к адныму Суконскому в падлы не обращатца!». Так что вы, Захар, молодца, лучше поговорим о другом... Как у вас обстоят дела с родственниками?
Суконский, изрядно смутившись обознанности оппонта, сказал ему напрямую:
– Жена есть, детей не имеем... Брат ещё есть в Канаде... Не патриот...
– А как же вы, имея такого братца, сделали карьеру?
– Он уехал после распада совка... Никого бы не интересовало, если б даже он растворился и выпал где-то в осадок...
– Родителей давно потеряли?
– Кремировал, – сухо ответил Суконский. На его лице не дрогнул ни мускул. Но подумав, прибавил:
– Во время перестройки появились множественные фельетоны о тех властьимущих, которые не посещают могилки своих родных... А я человек занятой... Мне у живых знакомых посещать некогда.
– Не пытайтесь казаться передо мной лучше, чем вы есть, нет у вас знакомых, Захар...
Суконский его прервал на полуслове... Он шёл сюда не за моральными установлениями:
– Мне бы хотелось перейти к сути дела.
Михаил Кузьмич согласно кивнул... Похоже переговоры вступили в решающий этап.
9.
Беседа оказалась долгой и весьма неожиданной. Прежде всего Суконский узнал, что назад дороги нет – сбежать отсюда не представлялось возможным… Это был совершенно новый, отторженный от прошлого мир, битые фантасты сказали бы – параллельный…
Один из помощников всесильного здесь Михаила Кузьмича коротко объяснил, что условия проведения предстоящего эксперимента крайне просты: фирма, далее именуемая Институтом Общественного Благоденствия берется осуществлять все мыслимые и немыслимые желания, всего возможного фантасмагорического и реального спектра.
Правда, при этом всё могло происходить в строго отведенных местах.
– У нас с декорациями напряг, – вежливо оправдывался помощник. – Поэтому и цена не столь высокая.
Захар решил помечтать… И прежде всего, он решил отправиться к пирамидам… За мгновение он оказался у пирамиды Хефрена…. У входа его ожидал крупный гид-египтянин.
– Нам в пирамиду? – спросил его Захар.
– Нет, нам в галерею напротив. Обычно она закрыта. Но для вас, пожалуйте…
Гид провел его по сколам щебенки в место, которое отрылось там, где на всех мировых слайдах начиналась пустыня. Под ногами скрипели мелкие камешки…
– Возьмите с собой один, – предупредительно предложил гид. – Положите на воскуряемый жертвенник. И задумайте желание… Оно исполнится. Всё надежно и просто.
Жертвенник возник за углом. Медная решетка жертвенника не была нагрета. Захар легко положил серый окатыш и представил себя в Городе с золотыми улицами, проездами и тротуарами…
Когда он открыл глаза – в городе с тротуарами и мостовыми из чистого золота мела снеговая пурга. Он ступил несколько шагов по полированной поверхности и ноги разъехались. Суконский грузно проехал лицом по золотому асфальту, срыгнул проклятие и тут же пожелал последущее подобное испытание прекратить…
Когда он очнулся – скула ныла самым натуральным образом, а на жертвеннике пылал изумрудный сапфир, в который превратился окатыш… Рука жадно потянулась к драгоценному камню…
– Прислушайтесь к мнению специалиста, – чуть не ласково сказал за спиною гид. – У вас русских есть поговорка «Не по Сеньке шапка». Вы не жили в странах Магриба и не ведаете всего коварства здешней магии… Я бы предложил вам более реалистический сценарий событий… И вот что ещё: своим желанием вы не просто оплавили серый камень из песчаника в драгоценный сапфир. Вы его реально извлекли из прошлого времени, с древней короны Великих Моголов. Оставьте его там, где он лежит, и мы его трансмутируем на место… Иначе начнутся поиски и Интерпол вскоре выйдет на вас..Ему мы вас и передадим…
«О, черт возьми, это лишь не хватало», – с ужасом подумал Суконский и оказался на прежнем месте…
Да, больше у Захара мистических образов не возникало, и он принялся мечтать о чем-то более земном и реальном. Но тут-то он и обнаружил, что его фантазия никак не может выйти их прежних номенклатурных рамок.
10.
…Сначала он в немыслимых стал поедать всяческие деликатесы, которые в совке были доступны лишь слугам народа, а в последние годы – всяческим бандитам всех рангов. Но обнаружил, что при совместном потреблении ананасов, кальмаров, красной рыбы и манго возникает стойкое несварение желудка, и спустя две недели от подобной еды его уже воротило.
Далее, прежние девочки по вызову, которые раньше возникали только при хорошо проплаченных коллективных застольях в бане, прислуживали теперь за столом, а также в любую минуту могли лечь с ним в постель… Впрочем, последним постель для этого не требовалась, но… Они потребовали от Захара жилплощадь под свой недевичий будуар, в котором они непрерывно сплетничали – о нём и только о нём, курили, меняли прокладки, грызлись между собой, соперничая за его расположение, и тем самым, случалось, доводили уже не молодого Суконского до апоплексий…
Избавиться от них он же уже не мог. В фантастическом фильме «Солярис» легендарного Андрея Тарковского искусственная Хари возрождалась как Феникс, эти же дивы просто не исчезали, тогда как фантазия то и дело требовала и рождала новых субреток. И тогда однажды Суконский едва не пожелал стать кастратом. И тогда он придумал, чтобы все его дамы с перцем внезапно стали послушницами, и тут же созданный сексуальный бестиарий превратился в некое подобие монастыря, на территорию которого ему запретили входить…
И теперь по вечерам Суконский с ужасом слушал дивные пенья воинственных захариянок…
Так за днями проходили месяцы, счет которых Суконский уже потерял… К тому же за монастырской оградой стали рождаться дети! Они орали до Осипу, и Захару во спасение пришлось выдумать патронажниц и нянек, и ещё кучу всяческого населения… И теперь он жил крайне стесненно в самом центре своего безумного мира, который орал, развивался, ругался и гадил где не попадя… Спасало то, что ассенизация происходила тут же… Но это была единственная поблажка…
В остальном же, что ел сам Суконский, то же ели и они… Недоеданием спастись было нельзя. Названные им «пришлые» были списаны с его самого, и его личный дискомфорт мгновенно умножался, а голод вызывал отправку под капельницы, которые ставили всем! И ни те кто ставил, ни сами капельницы не исчезали потом….
11.
Однажды Захар в очередной раз загрустил, и не заметил, как задремал. Ему привиделось нечто. Сон … – не сон, сказка – не сказка…
Будто едет по просторам Евразии поезд, движимый старым-престарым паровозом с черной трубой, изрыгающей клубья густого дыма. Но стёкол в вагонах нет, и видно, что они пустые. И только в первом едет один единственный пассажир. Серенький пиджачок на нем, затрапезная кепка, лицо рано постаревшего человека… Таких лиц Суконский перевидал в провинции море… Волна перестройки сбила у людей прежнюю возрастную шкалу и превратила их преждевременно в стариков.
Но у этого старца желтые прокуренные зубы и морщинистые тонкие губы спечены в счастливую улыбку. Кого-то это мужичок смутно Захару напоминал, словно из забытого детства. И вдруг его осенило! Да это же дядя Митя. Не сдержался, крикнул:
– Дядя Митя, вы помните меня?
И самому Суконскому вдруг стало неловко: «Это как же может давно умерший сосед его, Захара, узнать?»
А вот и ошибся. Сосед его точно признал, только последующий разговор у них получился странный…
В это время поезд достиг перрона с надписью «Владивосток», и тут же по волнам двинулся дальше.
И снова впервые за долгое время изумился Захар – даже во сне не бывает такого!
– Как же так, дядя Митя, почему вы не плывете, а едете?
– Разве не понял ещё, сынок, здесь же со всеми так: кто о чем прежде мечтал, тот своё же и получил… Не было у мечты о плавании, как и о полёте. Зато теперь этот поезд меня одного вокруг Земли катает – в любом направлении… Так что и в Австралии бывать доводилось. Правда, не выходя из вагона. Но всегда непременно только через Владивосток. Зациклило меня на этом городе, что ли… Не отпускает он меня.
Сказал и растаял в дымке вместе с паровозом. И тут Суконский ощутил странное чувство – нечто вроде щемящей зависти к этому человечку. С тем и провалился в глубокий тревожный сон… Как оказалось, последний в качестве человека.
12.
В просторном конференц-зале собрались наблюдатели за земной цивилизацией, представлявшие высокоразвитый галактический консорциум планет и астероидов звездной системы Бетельгейзе.
Один из них, известный больше самим землянам под именем Михаила Кузьмича, внес на сцену клетку с крысами… Внешне обычными…
Помолчав, дал собравшимся внимательно на них посмотреть. После столь выдержанной научной паузы заговорил:
– Из всех видов живых существ, обитающих на планете Земля только люди и крысы способны убивать себе подобных и концентрироваться в сверхдопустимых количествах, где легче возникают отряды праздных асоциальных особей, способных выстроить свою собственную иерархию, которую следовало бы называть преступной и паразитной… Наша исследовательская группа изучала эти иерархии социальных паразитов, пытаясь иссечь их из земной реальности, чтобы земляне попробовали перестроить свои зараженные паразитами социумы. Однако эта задача оказалась непростой.
После паузы Михаил Кузьмич продолжил:
– Существовал этический принцип выбора паразитов. Мы предпочли иссекать паразитов-иерархов из человеческого социума. И нам это удалось. Перед вами как раз такие паразитные гомо сапиенсы, которых методом обратной эволюции реально удалось превратить в самых безобидных лабораторных крыс. Кстати, они пока ещё не опасны самому крысиному сообществу… Но только до тех пор пока не затрагиваются их глобальные паразитные принципы… Так вот, поскольку мечта каждого из них материализовалась с наибольшей силой, то они наплодили достаточно выводков себе подобных для того, чтобы образовать полноценные первичные крысиные гнезда. Крысам с ними и разбираться, но только не людям, которым и так от них на веку досталось… Нам же еще предстоит изучить в будущем механизм двух крысиных сообществ – традиционного и привнесенного со среды гомо сапиенсов, но положительным является то, что вскоре именно этим генно-гедонистическим методом всё земное человечество будет постепенно санировано… Позвольте перечислить первые имена паразитов-вредителей, которых раз и навсегда иссекли из человеческого сообщества.
После этого был зачитан длительный список, в котором имя Захара Суконского в последний раз прозвучало по-человечески… Под номером 15082007.
лето, 2007 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий